НЕТ ЦЕНЗУРЕ

Обзор журналистики и блогосферы

История

Как происходил сговор в Беловежской пуще и был ли шанс на сохранение СССР

Из книги В.Я. Фроянова „Погружение в бездну”.

К исходу 80-х годов горбачевская «перестройка» настолько расшатала Советский Союз, что вопрос о его дальнейшем существовании приобретал все большую проблематичность.

В начале января 1990 года Черняев, ближайший помощник Горбачева, уже почти не сомневался в том, что Союз «начнет сокращаться. Прибалтика станет договорной частью Союза, саму Россию будут изнутри растаскивать татары, башкиры, якуты, коми и т.д.».

В голове помощника клубились «отважные» мысли:

«Пусть Россия уходит из СССР и пусть остальные поступают, как хотят. Правда, если уйдет Украина, мы на время перестанем быть великой державой.

Ну и что? Переживем и вернем себе это звание через возрождение России».

Эти мысли у Черняева возникали, разумеется, не на пустом месте. Они были своеобразным отражением происходящего в стране. Да и самого Горбачева посещали похожие идеи.

Беседуя, например, в августе 1990 года с министром иностранных дел Франции Р.Дюма, он говорил, что не исключает развала СССР. Распад державы шел стремительно, и уже в начале осени 1990 года СССР казался Черняеву лишь одной «видимостью».

В дневниковой записи от 2 сентября читаем:

«Думаю, что к Новому году мы страны иметь не будем». Он ошибся на год, хотя еще в октябре 1990 года констатировал: «Страна разваливается».
В условиях углубляющегося распада Союза, остановить который можно было лишь посредством экстренных и чрезвычайных мер, ново-огаревские»посиделки» выполняли отвлекающую и успокоительную функцию, сглаживая остроту ситуации и притупляя в обществе ощущение надвигающейся великой беды.То был тактический маневр, свидетельствующий об изворотливости генпрораба»перестройки».

К этому следует добавить, что ново-огаревские дебаты вокруг Союзного договора отрицательным образом сказывались на состоянии СССР, подстегивая сепаратистские тенденции.

Р.И.Хасбулатов не без основаниязамечает:

«Я лично усматриваю одну из главных причин, исключивших возможность медленной трансформации нашего союзного общества в другое качественное состояние, в следующем. Это проблема Союзного договора.

В конституционном смысле говорить о новом Союзном договоре вообще не было смысла. Первый Союзный договор (1922 г.) был инкорпорирован практически в три последующие Конституции и потерял свой содержательный смысл как таковой. После того, как развернулись ожесточенные дискуссии вокруг Союзного договора, ему был придан совершенно другой смысл: речь уже шла о создании как бы совершенно нового государства из якобы полностью самостоятельных государств.

И ожесточенные споры о том, каким быть этому Союзному договору, ослабляли, расшатывали до основания союзное государство»

После провала выступления гэкачепистов инициатива в деле развала СССР перешла целиком к Ельцину, который и завершил то, что начал Горбачев. Конечно, без огромной подготовительной работы, проведенной Горбачевым, российскому президенту не удалось бы так скоро разрушить Союз. Горбачев «раскачал страну» (А.С.Черняев), развязал и стимулировал процессы распада,оживил сепаратизм и потворствовал ему, снял страх с республиканских элит перед Центром, дал им почувствовать дурманящий запах «самостийности», ослабив при этом до предела центральную власть.

Нужен был последний ирешительный шаг на пути развала СССР. Этот шаг мог сделать только Ельцин как Президент России — самой мощной и влиятельной республики Союза, составляющей сердцевину единого государства, притяжение которой не могла самостоятельно преодолеть ни одна из союзных единиц.

Н.Назарбаев имел все основаниясказать:

«Без России не было бы Беловежского документа, без России не распался бы Союз».

Это означает, что вплоть до сговора в Беловежской пуще сохранялась возможность остановить разрушение Союза и повернуть процесс вспять, причем не на зыбкой конфедеративной основе «10+1», всячески рекламируемой Горбачевым, а на прочном фундаменте волеизъявления народа, проголосовавшего 17 марта 1991 года за «сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик».

Для этого необходимо было только одно: соответствующая воля российской политической элиты во главе с президентом Ельциным.

И тут необходимо оценить почти двухмесячное после провала ГКЧП бездействие высшего политического руководства России, на которое указывает Р.И.Хасбулатов:

«Наверное, историки заинтересуются одним вопросом -периодом необычайной пассивности уже российского руководства и его лидеровкак раз между концом августа и вплоть до начала работы нашего Пятого Съезда в октябре 1991 года. Вот в этот период для менялично остается загадкой необычайная пассивность государства».

Надо сказать, сам Хасбулатов подводит нас к разгадке этой «необычайной пассивности российского руководства», замечая, что августовские 1991 года «события до смерти напугали бывшие союзные республики. И как только союзное государство как таковое оказалось смертельно раненым и был подорван престиж его государственных институтов в лице высших институтов власти и конкретныхн носителей этой власти, естественно, центробежные силы колоссально ускорилисвой бег».

Полагаем, что «необычайная пассивность российского руководства»,составляющая «загадку» для Хасбулатова, объясняется желанием не мешать ускорению бега центробежных сил. Эта пассивность, не раз использованная ранее Горбачевым, в экстремальных условиях превращалась в мощный стимулятор распада и хаоса. Ельцин бездействовал по проверенной методе.

Но когда надобыло действовать, он это делал быстро и решительно. Скрывшись с глаз людских в Беловежской пуще, Б.Н.Ельцин, Л.М..Кравчук иС.С.Шушкевич, разгоряченные «беловежскими напитками», подписали 8 декабря1991 года «Соглашение о создании Содружества Независимых Государств», в котором «Высокие Договаривающиеся Стороны» уведомили мир о том, что «Союз ССР как субъект международного права и политическая реальность прекращает свое существование».

Было совершено деяние, которое, по нашему убеждению, получит со временем официальную правовую квалификацию как тягчайшее государственное преступление. Однако уже сейчас историки говорят об измене и предательстве.

Так, О.А.Платонов полагает, что подписание Беловежского соглашения «было актомгосударственной измены. Оно противоречило Конституции и законам СССР, которые никто не отменял. Ни один из участников подписания не имел юридических полномочий на это.

Но главное, Беловежское соглашение предавало национальные интересы Русского народа, перечеркивало его тысячелетний мирный и ратный труд по созданию великой державы. Люди, подготовившие и подписавшие Соглашение, были государственными преступниками, предателями Русского народа».

Любопытные детали обстановки беловежского сговора воспроизводятсяА.В.Коржаковым.

«В Беловежскую пущу, -рассказывает он, — мы приехали вечером. Леонид Кравчук уже находился там, поджидать нас не стал и отправился на охоту. Он всегда стремился продемонстрировать «незалежное» поведение, выпятить собственную независимость.

Зато Станислав Шушкевич на правах хозяина принимал гостей подчеркнуто доброжелательно. Отдохнули с дороги, перекусили, и тут вернулся Леонид Макарович. «Какие успехи?» -поинтересовался Ельцин. «Одного кабана завалил», — похвастался Кравчук. «Ну,хорошо, кабанов надо заваливать».

Милый, ничего не значащий разговор накануне разъединения целых народов».

Разговор совсем не «милый». Перед нами иносказательный и зловещий диалог понимающих друг друга с полуслова заговорщиков, намеревающихся «завалить» СССР.

М.Я.Геллер называет беловежские соглашения «декабрьским путчем» и уподобляет его августовским событиям.

«После августовского путча, — пишет он, — произошел декабрьский. Никакого права распускать Советский Союз три славянских вождя не имели. В заявлении они утверждают, что имеют право, ибо Россия, Украина, Белоруссия были основателями Союза, подписавшими в декабре 1922 г. договор.

Это верно, но в числе основателей была и Закавказская федерация, включавшая тогда Грузию, Армению, Азербайджан. Следовательно, если бы достаточно было решения основателей, надо было пригласить кавказские республики. Проблема легитимности важна. Ибо все деятели «перестройки» не перестают твердить, чтоих целью является «правовое государство».

М.Я.Геллер верно уловил лицемерие и фальшь прорабов «перестройки», говорящих одно, а делающих другое. Он прав также, указывая на отсутствие у «беловежцев» юридической основы для роспуска Советского Союза.

Но с ним можно согласиться лишь отчасти, когда он сравнивает Август-91 с Декабрем-91, поскольку последний всецело был направлен на расчленение Союза, тогда как первый, являясь разнородным по составу его участников, сочетал две установки: сохранениеСоюза, с одной стороны, и его разрушение — с другой.

По заключении беловежских соглашений С.С.Шушкевич однажды признался,что ехал на беловежскую встречу в большой неуверенности, удастся ли найти выход из создавшегося, как ему казалось, тупикового положения. Он,по-видимому, не предполагал возможность такого радикального варианта, который предложил Б.Н.Ельцин, а точнее, его ближайшие советники.

«Мне, -говорит А.В.Коржаков, — до сих пор трудно определить, кто же конкретно стал идеологом Беловежских соглашений, после которых Советского Союза не стало. Активную роль, без сомнения, сыграли Бурбулис, Шахрай и Козырев. До встречи в Беловежской пуще Борис Николаевич проговаривал и с Шушкевичем, и с Кравчуком, и с Назарбаевым варианты разъединения. Но мало кто даже в мыслях допускал, что расставание произойдет столь скоро и непродуманно».

Е.Т.Гайдар подтверждает свидетельство Коржакова об активной роли в выработке беловежских соглашений Бурбулиса, Шахрая и Козырева, сообщая при этом другие подробности. Вот его рассказ:

«…В замысел встречи в Беловежской Пуще Президент меня не посвящал. Сказал только, что надо лететь с ним в Минск, предстоит обсуждение путей к усилению сотрудничества и координации России, Украины и Белоруссии. К этому времени, после референдума о независимости Украины, от власти и авторитета Союза уже практически ничего не осталось, кроме все более опасного вакуума в управлении силовыми структурами.

Вечером, по прилете, пригласили белорусов и украинцев сесть вместе поработать над документами встречи. Собрались в домике, где поселили меня и Сергея Шахрая. С нашей стороны были Бурбулис, Козырев, Шахрай и я. От белорусов — первый вице-премьер Мясникович и министр иностранных дел Кравченко.

Украинцы подошли к двери, потоптались, чего-то испугались и ушли. Именно тогда Сергей Шахрай предложил юридический механизм выхода из политического тупика — ситуации, при которой Союз как бы легально существует, хотя ничем не управляет и управлять уже не может: формулу Беловежского соглашения, роспуска СССР тремя государствами, которые в 1922 году были его учредителями.

Мне идея показалась разумной, она позволила разрубить гордиев узел правовой неопределенности, начать отстраивать государственность стран, которые де-факто обрели независимость. Никто из присутствующих не возразил. Начали вместе работать над проектом документа,где излагалась сформулированная идея. Было очень поздно, около 12 ночи,технический персонал решили не беспокоить, я сам стал набрасывать на бумаге текст.

В 4 утра закончили работу. Андрей Козырев взял бумаги, понес к машинисткам. Утром паника в технических службах. Выяснилось — Козырев не решился в 4 утра будить машинистку, засунул проект декларации под дверь, по ошибке не под ту.

Но когда рано утром хватились -времени для расшифровки уже не оставалось, разобраться в моем, надо сказать, на редкость отвратительном почерке мало кому удается. Пришлось самому диктовать текст. Так что если кто-то захочет выяснить, на ком лежит ответственность за Беловежскоесоглашение, отпираться не буду — оно от начала до конца написано моей рукой.

Несмотря на все комичные недоразумения, общая атмосфера этого дня — чувство глубокой тревоги. По-моему, все участники переговоров прекрасно понимали и неизбежность предлагаемого решения, и огромную ответственность, которую берут на себя те, кому его придется принимать.

Больше всех, как мне кажется, переживал, волновался С.Шушкевич. В его словах звучал лейтмотив: мы маленькая страна, примем любое согласованное решение России и Украины. Но вы-то, большие, все продумали?

Когда я принес напечатанный наконец документ, Б.Ельцин, Л.Кравчук и С.Шушкевич в ожидании бумаги уже собрались, начали предварительный разговор. Ознакомившись с ней, довольно быстро пришли к согласованному выводу — да, это и есть выход из тупика. Согласившись в принципе, стали обсуждать, что делать дальше.

Борис Ельцин связался с Нурсултаном Назарбаевым, Президентом Казахстана, попросил его срочно прилететь. Было важно опереться на поддержкуи этого авторитетного лидера. Нурсултан Абишевич обещал, но потом его самолет сел в Москве и он, сославшись на технические причины, сказал, что прилететь не может. Напряжение нарастало. Ведь речь шла о ликвидации де-юре распавшейся де-факто ядерной сверхдержавы.

Подписав документ, Б.Ельцин вприсутствии Л.Кравчука и С.Шушкевича позвонил Е.Шапошникову, сказал о принятом решении, сообщил, что президенты договорились о его назначении главнокомандующим объединенных вооруженных сил Содружества. Е.Шапошников назначение принял.

Потом последовал звонок Джорджу Бушу, тот выслушал, принял информацию к сведению.

Наконец звонок М.Горбачеву и тяжелый разговорс ним. Возвращаясь самолетом в Москву в этот декабрьский вечер 1991 года, я все время думал: а мог ли Горбачев в ответ на подписанное соглашение попытаться применить силу и таким образом сохранить Советский Союз?

Разумеется, окончательный ответ так и останется неизвестным. И все-таки, мне кажется, в то время такая попытка была бы абсолютно безнадежной. АвторитетГорбачева, как, впрочем, и авторитет всех союзных органов управления, стал абсолютно призрачным, армию, которую столь часто подставляли, вряд ли можно было сдвинуть с места».

Мы привели довольно пространную выдержку из рассказа Гайдара не ради каких-то литературных его достоинств. Резон здесь иной: тщеславный и болтливый рассказчик, если внимательно проанализировать сказанное им, высвечивает вещи, возникающие на подсознательном уровне и отнюдь нежелательные для разглашения.

Иными словами, внутренний анализ текста открывает то, что читается между строк. Однако прежде чем извлечь скрытые под внешним повествовательным слоем глубинные мотивы гайдаровского рассказа, поговорим об участниках разработки и подписания Беловежского соглашения, а также об их отношении к происходящему.

Едва ли можно сомневаться в том, что роль представителей России,Украины и Белоруссии в беловежском сговоре была различной. «Солировали» в нем, конечно, «россияне», поскольку Россия являлась самой мощной и влиятельной республикой в составе Союза и от российского руководства зависело, как пойдет дальнейшее развитие событий. Со стороны России, как свидетельствует внук детского писателя, в беловежской встрече участвовали Б.Ельцин, А.Козырев, С.Шахрай и сам Е.Гайдар. К ним надо присовокупитьВ.Илюшина и М.Полторанина.

«Все они, — утверждает О.А.Платонов, — являлись агентами влияния США, прошедшими соответствующую подготовку и согласовывавшими свою деятельность с пожеланиями американской администрации».

Многие из них, как считает О.А.Платонов, связаны с масонскими и мондиалистскими структурами. Если это так, то заранее можно было сказать, с какими предложениями отправятся на беловежский «свал» эти лица.

Политика разрушения Союза, проводимая Ельциным, соответствовала планам националистически настроенного руководства Украины, и ее представители навстрече в Беловежской пуще, возглавляемые Л.Кравчуком, быстро нашли общий язык с «россиянами». Им «подтанцовывал» С.Шушкевич.

Впрочем, согласие тройки по части планов развала Союза возникло ранее декабря 1991 года.'»Особенно «спелись» Ельцин и Кравчук. Они, как явствует из рассказа Гайдара, солидарно выступили с идеей создания СНГ взамен СССР, заставив сильно поволноваться С.Шушкевича. Это волнение и неуверенность Шушкевича в том, что Ельцин и Кравчук хорошо «все продумали», указывает, по крайней мере, на два обстоятельства.

Во-первых, в определенной мере проясняется роль в данном случае Шушкевича, который шел вслед за Ельциным и Кравчуком, уступая как бы их настояниям.
Во-вторых, колебания Шушкевича, отражают, кажется, опасения белорусского лидера относительно того, какой будет реакция Центра на беловежский сговор. Сами же опасения говорят, что союзная власть еще имела достаточно сил, чтобы как следует «тряхнуть» зарвавшихся сепаратистов.

Невольно подтверждает это и Гайдар, выражая тревогу по поводу «все более опасного вакуума в управлении силовыми структурами». Что означает названный «вакуум», догадаться нетрудно. Речь, по-видимому, идет не столько о том, что «силовые структуры» все более становятся неуправляемыми, сколько об отсутствии в руках у Ельцина рычагов управления»силовыми структурами» и средств контроля над ними.

Вот почему первым из тех, кому позвонили заговорщики, подписав документ, был министр обороны СССР Е.Шапошников. «Беловежское трио» сгорало от нетерпения узнать, как отнесется к происшедшему в Вискулях главный военный страны. Поэтому Ельцин говорил сШапошниковым в присутствии Кравчука и Шушкевича. Министр на лету подхватил брошенную ему кость — пост главнокомандующего объединенными вооруженными силами Содружества. Он снова, как и в августе 1991 года, нарушил присягу ивоинский долг.

Но и готовность Шапошникова к сотрудничеству не внесла в ряды заговорщиков полного успокоения. Е. Гайдар, как мы знаем, находился в тревожном состоянии на протяжении всего летного времени, когда возвращался в Москву. Мысли, преследовавшие его в самолете, очень показательны. Он только что пережил событие, переворачивающее многовековую историю России.

Казалось, о чем еще размышлять, как не об этом огромной важности событии?! Но Гайдар думал только об одном: применит Горбачев силу или нет. Его утешало то, что «армию, которую столь часто подставляли, вряд ли можно сдвинуть с места».

О чем все это говорит? Конечно, о животном страхе перед применением силы со всеми вытекающими последствиями для беловежских заговорщиков, т.е. арестом. А из этого следует, что такая возможность все-таки была.

Примечательна надежда Гайдара на то, что армию не сдвинуть с места, поскольку ее часто подставляли. Тут приоткрывается смысл предшествующих многочисленных подставок и дискредитации армии, породивших у военных нежелание вмешиваться в политику и тем самым нежелание участвовать в общественно-политической жизни страны.

Весьма красноречиво свидетельство Гайдара о телефонном звонке Ельцина президенту США Бушу. Создается впечатление, что заговорщики отрапортовали своему боссу о том, что дело сделано.

По материалам

11.05.2019, 18:33

Подписывайтесь на https://vk.com/nespokoyniy_xxvek